Идеологически Верный Гайд Парк имени Правильного Папы

(с) Проханов

Мой третий визит в Корею состоялся тогда, когда в саркофагах под стеклянными колпаками рядом лежали отец и сын — товарищ Ким Ир Сен и товарищ Ким Чен Ир, и их гигантские золотые статуи и немеркнущие золотые улыбки озаряли Пхеньян.
Корея, которую я увидел, была страной, одолевшей чудовищные трудности, непомерное давление мира, сокрушительные удары врагов. Корея, прислав под воюющий Курск свой военный контингент, пришла как военная и политическая сила на поля Европы и стала глобальной державой.
Я участвовал в торжествах, посвящённых 80-летию со дня образования Трудовой партии Кореи. Мне открылись потрясающие зрелища, в которых отразилось глубинное мистическое содержание Корейской революции, вероучение чучхе, таинственная мистическая связь, соединяющая вождя и народ.
На громадном стадионе десятки тысяч людей, управляемые магической силой, ткали своим одеянием громадные ковры с волшебными узорами, радужными цветами, превращая площадь в грандиозный цветник, в котором распускались то алые, то голубые, то золотые цветы, из цветов возникали иероглифы, и каждый иероглиф славил страну, победу, вождя. Среди огромных, похожих на золотые слитки иероглифов возник один, поразивший меня. "Земной рай" значил иероглиф, вокруг которого сверкали голубые летящие лучи, раскрывались в небесах букеты волшебных цветов, гремели пушки салютов.
На трибуну выходил вождь. Один, без свиты, в спокойном величии. Казалось, его глазами, его острым взглядом живописца рисуются на арене фантастические знаки, иероглифы, золотой сменяется алым, гремит ликующая трубная музыка. И зрачки вождя среди плещущего разноцветного многолюдия выводят: "Земной рай". Происходящее на стадионе я назвал "Симфония красоты".
Нескончаемо шли, сменяя друг друга, батальоны. Мотострелки, десантники, морская пехота, разведчики, сапёры, пограничники, химвойска, истребители дронов, связисты — великая армия, устремлённая в бой, готовая идти к 38-й параллели и дальше — туда, где ждёт эту армию другая половина народа, чающая воссоединения. И на площадь под таинственную медленную музыку, под которую когда-то танцевали сказочные феи, выплывали гигантские баллистические термоядерные ракеты — тёмно-зелёные угрюмые коконы, под которыми дрожала площадь. И народ вставал, ликовал, аплодировал этим ракетам. Женщины плакали. Это были слёзы искупления. Появление этих ракет, как появление драгоценных младенцев, искупало все труды, все надрывные тяготы, все страхи перед жестокими американскими исполинами.
Шла демонстрация трудового народа. И среди этого кипятка, этой мощи, среди тысяч воздетых рук проплыли фантастические сооружения, похожие на громадные памятники, с изображениями новых городов, могучих плотин, загадочных машин, космических станций и дивных ракет.
И восхитительный венец, когда грандиозная площадь вся до краёв была наполнена живым трепещущим пламенем факелов, что сливались в стихию огненного извержения. Это была творящая стихия народа, извергнутая волей вождя из глубин корейской истории. Это был огонь бессмертия, огонь рая земного, огонь божественных свершений, когда человеку под силу всё, и он в своём обожании мира, в своём бесконечном трудолюбии, в своей стальной воле одухотворяет мироздание, возжигает в нём негасимый огонь. "Бог в огне", — говорил Гераклит. Вождь на трибуне взирал на океан огня, и сам был частью этого пылающего океана.
Я покидал Корею, испытывая обожание к её народу, мечтая снова в неё вернуться. Я счастлив, что у России такой прекрасный, мощный, благородный союзник.